Август Вильгельм фон Гофман

Года жизни: 1818-1892
Страна: Германия

Высунув голову в открытое оконце, Август не мог оторвать глаз от величественных очертаний кафедрального собора вдали. Лишь когда он совсем исчез из виду и они оставили позади Кёльн, Август вздохнул и стал поудобнее устраиваться на ска­мейке.

— Не знаю, быть может, оттого, что он на земле Германии, но мне кажется, что кафедральный собор в Кёльне самый краси­вый, — тихо сказал он отцу.

— Да, это подлинный шедевр готического искусства, — ответил его отец. — И все-таки, трудно определить, какое из творений прекраснее всего. А разве тебе не нравится Сент-Ша-пель в Париже?

— Да. Мы возвращаемся из Франции, где провели лето. Осенью Август должен поступать в университет. Когда молодой человек стоит перед выбором профессии, он должен очень хорошо понять себя, познакомиться с творениями человеческого ге­ния, найти свою дорогу в жизни. Я думаю, наше путешествие сыграло свою роль, а теперь мы возвращаемся в Гиссен.

— Да. Мы живем там с 1817 года. Сначала меня пригласили разработать проект нескольких архитектурных сооружений в городе. Работа была длительная, и я перевез туда свою семью, в Гиссене я построил и собственный дом. Потом родился сын, в мы решили остаться там еще на несколько лет. Появились, как всегда это бывает, друзья, знакомые. В конце концов мы оста­лись в Гиссене навсегда.

Выросший в семье, всю атмосферу которой определял высо­кий интеллект отца, Август с детства проявлял незаурядное стремление к знаниям. Благодаря многократным поездкам с от­цом по Италии, Франции, Швейцарии и другим странам он еще ребенком познакомился с их архитектурой и живописью, хоро­шо знал различные философские учения, литературные произ­ведения известных в то время поэтов и писателей. Юноша любил и умел ценить все прекрасное. В свои 18 лет Август с нетерпением ждал минуту, когда он сможет перешагнуть порог университета: он собирался изучить право, но окончательного решения еще не принял и колебался, правилен ли его выбор. Студенты в то время имели возможность посещать лекции по самым разнообразным дисциплинам и изучать по своему жела­нию науки, порой не имеющие ничего общего с их специализа­цией.

Одной из самых популярных личностей Гиссенского универ­ситета был тогда профессор Юстус Либих. Его новые методы обучения химии, введенные им обязательные лабораторные за­нятия стали известны и в Европе. Это привлекало в лаборато­рию Либиха многих молодых людей, решивших посвятить себя химии. Однако Август фон Гофман никогда не проявлял интере­са к этой науке. Кроме лекций по праву, он посещал занятия по математике, натурфилософии и другим дисциплинам.

Но случилось так, что семья Гофмана сдружилась с семьей Либиха: постройкой новой лаборатории профессора руководил отец Августа. Молодой человек сначала стал посещать Лекции профессора просто из вежливости. Химия казалась ему непости­жимой загадочной наукой. То, что говорил Либих на лекциях, казалось совершенно непонятным Августу. Но постепенно он увлекся и вскоре целиком попал под влияние профессора. Теперь эта наука казалась ему такой же прекрасной, как поэзия, неисчерпаемой, как шедевры искусства. А через некоторое время Август бросил юридический факультет и перешел к изу­чению химии.

Но изучать ее необходимо было в лаборатории, и, несмотря на то что в ней никогда не было свободных мест, Либих принял Августа в число своих учеников. Он был наслышан о незауряд­ных способностях молодого Гофмана, да и дружеские отноше­ния с семьей архитектора делали отказ невозможным. Всего за несколько месяцев Август усвоил основные методы органическо­го анализа, доведенные до совершенства в лаборатории Либиха. Видя его успехи, Либих решил дать ему дополнительное зада­ние. Работа по редактированию «Летописей» занимала большую часть времени профессора, и он поручил Гофману готовить ре­зюме научных статей, связанных с изучением индиго. Эта работа дала возможность Августу познакомиться с методами ис­следовательской работы, с вопросами, которые все еще ждали своего решения, и, конечно, она многое дала ему самому. Теперь он владел уже достаточными знаниями и навыками, чтобы при­ступить к самостоятельной исследовательской работе. Надо было только выбрать интересную тему.

Студенты заканчивали работу в лаборатории, мыли посуду, тушили печи... Вошел Либих, строго и внимательно осмотрел столы. Он сделал несколько замечаний и, прежде чем выйти, сказал Августу:

— Сегодня я получил очень интересный подарок, — продол­жал Йибих. — Один из моих бывших студентов, Эрнст Селл, прислал мне первые образцы каменноугольной смолы, получен­ной на построенной им фабрике.

— Состав этой смолы определен далеко не полностью. Ло­ран выделил компоненты кислотного характера и даже устано­вил строение одного из них, а именно карболовой кислоты. В каменноугольной смоле содержатся вещества и основного характера. Они еще не изучены. Вот вы п займитесь их изуче­нием.

В тот же вечер Гофман приготовил необходимые для пред­стоящей работы материалы. На следующий день он провел экс­тракцию. Но, после того как с помощью едкого натра он изоли­ровал содержащиеся в кислом растворе вещества, выяснилось, что количество продуктов, обладающих основными свойствами, незначительно. Во всяком случае, их было недостаточно для проведения дальнейшей работы, и Гофман поехал в поселок Офенбах к Селлу на правах старого знакомого, а тот любезно предоставил в его распоряжение лабораторию при фабрике. В течение восьми дней напряженной работы Гофман провел экстракцию 600 кг каменноугольной смолы и получил около 1 кг смеси, состоящей из веществ основного характера. Предстояла длительная и тяжелая работа по разделению компонентов сме­си, их очистке и изучению свойств. Гофман подверг смесь мно­гократной перегонке с водяным паром, обычной перегонке, пе­регонке при пониженном давлении... Полученные фракции он последовательно промыл кислотами и щелочамп. В результате ему удалось выделить светло-желтую маслянистую жидкость, отгоняющуюся при температуре около 180 °С. Еще во время предварительного анализа этой жидкости он убедился, что она идентична продукту, полученному русским ученым Карлом Юлиусом Фрицше при сухой перегонке индиго.

Термическое разложение индиго провел в 1826 году Отто Унфердорбен, но Фрицше изучил полученный продукт и назвал его анилином (от португальского слова «анил» — «синий» из-за синего цвета индиго — исходного продукта получения ани­лина).

Анилин оказался веществом, обладающим значительной ре­акционной способностью. Прежде всего Гофман проанализиро­вал и изучил его соединения с кислотами. При охлаждении гид­рохлорида или гидросульфата анилина он получил кристаллы, которые не окислялись воздухом, в то время как сам анилин быстро темнел и приобретал темнабурый цвет.

Кроме анилина, он попытался выделить и изучить другие вещества основного характера. По совету Либиха Гофман пред­ставил свое исследование в качестве диссертации на соискание степени. Защита прошла блестяще, и в 1841 году Гофман был удостоен степени доктора химии с добавлением латинской фра­зы «summa cum laude», то есть «с большой похвалой». Это озна­чало, что автор диссертации проявил исключительные способ­ности и ему разрешается занимать научные должности, не сда­вая дополнительного экзамена. Однако в Гиссенском универси­тете не было вакантного места, и Либих предложил Гофману стать ассистентом в его частной лаборатории. Двадцатитрехлет­ний Август Гофман целиком посвятил себя науке. Параллельно с исследованиями, порученными ему Либихом, он продолжал изучать анилин с целью разработки более легкого способа его получения.

Гофман старался следить за работой наиболее крупных уче­ных мира. Он знал, что интересующим его вопросом занимается русский ученый Николай Зинин. Но ни у Гофмана, ни у Зини-на, несмотря на упорные поиски, желаемых результатов пока не было. Минуты отдыха Гофман обычно проводил в обществе Гелены Мольденгауэр, племянницы жены Либиха. Девушка очаровала его с первого взгляда. Гофмана покорило ее женское обаяние. Жизнь приобрела новый смысл для него с той минуты, когда он впервые увидел Гелену. Сотрудничество с Либихом давало возможность Августу часто бывать в его доме и встре­чаться там с Геленой. Она полюбила его, но Август не решался просить руки девушки. «Приватный ассистент не может обеспе­чить будущее такой девушки, как Гелена, я должен найти себе другую, более надежную работу», — думал влюбленный ученый.

Гофман стал трудиться с еще большим усердием. Он пред­принял успешные попытки получить некоторые производные анилина по методу Унфердорбена. Август подверг сухой пере­гонке хлорированное и бромированное индиго и получил соот­ветственно хлоранилин и броманилин. Затем, очищая образовав­шиеся продукты, выделил моно-, ди- и трихлоранилин. Такое же разделение он провел и с бромными производными. Эти опыты еще раз подтвердили тот факт, что положительный атом водо­рода замещается отрицательными элементами, каковыми явля­ются хлор, бром и иод. Это утверждение находилось в противо­речии с электрохимической теорией Берцелиуса, которая уже подвергалась атакам со стороны некоторых ученых, и подкреп­ляло теорию замещения Дюма, согласно которой атомы в моле­кулах органических соединений могут замещаться другими атомами. Свойства галоидопроизводных анилина, однако, пока­зывали совершенно иное. Чем больше число атомов галогена в молекуле, тем менее выражен основной характер производного. Согласно теории Берцелиуса, соединения обладают определен­ным зарядом. Основания, к которым причисляется и анилин, имели избыточный положительный заряд. Введение отрицатель­ного атома галогена должно было привести к уменьшению поло­жительного заряда производного, то есть галоидное производное анилина должно было проявлять слабо выраженные свойства основания, что и подтвердилось экспериментально. Этот факт как будто бы подтверждал теорию Берцелиуса. Такая дилемма сделала анилин одним из самых интересных соединений, при­влекшим к себе внимание многих ученых.

Противоречие в свойствах анилина долгое время оставалось невыясненным. Причина же заключалась в несовершенстве вы­двинутых теорий. Но, с другой стороны, это противоречие сти­мулировало возникновение новых, более точных представлений о строении органических веществ и привело к созданию русским ученым Александром Михайловичем Бутлеровым структурной теории.

Вопрос об открытии простого и дешевого метода производ­ства анилина все еще оставался нерешенным. Гофман добился больших успехов в этом направлении после того, как установил, что основной составной частью низколетучих компонентов каменноугольной смолы является бензол. Это важное открытие осталось в то время только фактом в научной литературе, но впоследствии оно положило начало возникновению большой отрасли промышленности — производству синтетических краси­телей. Гофман знал, что при обработке бензола смесью концен­трированных азотной и серной кислот образуется нитробензол. И он занялся поисками способа замещения водородом атомов кислорода, связанных с азотным атомом нитрогруппы. Тогда получение анилина больше не представляло бы серьезной про­блемы. Однако все попытки восстановить нитробензол водоро­дом оставались безрезультатными.

Быть может, реакция пойдет, если применить водород в мо­мент выделения? Гофман решил проверить свое предположение. В колбу с железными стружками он налил нитробензол и начал маленькими порциями прибавлять соляную кислоту. Выделяю­щийся водород вспенил смесь. Гофман энергично взбалтывал содержимое колбы. По окончании реакции он прибавил взятый в избытке едкий натр и стал перегонять смесь с водяным паром. Уже с первыми каплями по лаборатории разнесся характерный запах анилина.

Шел 1845 год. Он предвещал радостные перемены в жизни молодого ученого. Гофман получил предложение стать приват-доцентом химии в Боннском университете. Теперь он считал себя вправе просить руки Гелены.

После свадьбы молодая чета переехала в Бонн. Квартира, которую они сняли, занимала первый этаж в доме неподалеку от центральной площади. Гелена со вкусом обставила ее, су­мев создать уютную и располагающую для работы обстановку. В двух комнатах Гофман устроил лабораторию, где продолжал исследования, начатые им еще в Гиссене. Положение приват-доцента ограничивало его возможности пользоваться лаборато­рией в университете, и ему приходилось долгие часы занимать­ся исследованиями дома. Здесь Гофман продолжил изучение анилина и его производных.

В год, когда молодая семья переехала в Бонн, город жил в преддверии знаменательного юбилея: отмечалось семидесятилетие Людвига ван Бетховена. В Бонне — на родине вели­кого композитора — готовились торжественно отметить эту дату. В город съехались известные музыканты и почитатели таланта Бетховена со всей Европы. Праздничное исполнение Девятой симфонии и «Торжественной мессы» в кафедральном соборе слушала прибывшая в Бонн с этой целью английская королева Виктория с супругом, принцем Альбертом.

Гелена страстно любила музыку Бетховена и, возвращаясь домой после «Мессы», еще долго не могла прийти в себя. Про­слушав в прекрасном исполнении произведение великого ком­позитора, Гофман тоже находился во власти его музыки. Когда они молча вошли в дом и стали подниматься по лестнице, хозяй­ка бросилась им навстречу и зашептала:

С высот божественной музыки пришлось спускаться на зем­лю. Гелена, взволнованная, прошла к себе, а Гофман направил­ся в гостиную.

— Прошу вас принять извинения ее величества, — сказал посланец королевы, — но королева Виктория с супругом желала бы посетить этот дом.

— В студенческие годы принц Альберт жил в этом доме. Завтра в одиннадцать часов дня ее величество посетит студен­ческую квартиру принца. Надеюсь, что это не очень обременит вас. Посещение будет неофициальным.

Узнав об этом, Гелена едва не упала в обморок. Королева в их доме! На такое не способно даже самое пылкое воображение. Она нервно позвонила служанке.

На другой день в назначенный час перед домом остановилась карета королевской четы. Несмотря на все усилия, Гелена пло­хо владела собой. Гофман, напротив, держался с достоинством и вел с королевской четой учтивую беседу.

— Говорить о больших открытиях еще рано, — скромно от­ветил Гофман. — На мой взгляд, достаточно сделать даже немно­го, но, главное, — принести пользу людям.

— Надеюсь, вам это удастся, господин Гофман. Залогом это­му пусть будет та удивительная случайность, которая привела к нашей встрече.

— Не только свои студенческие апартаменты хотел я осмот­реть вновь, — продолжал принц Альберт. — Королева и я имели желание познакомиться и с вами лично.

— Я объясню вам. Преподаванию химии в Англии мешают укоренившиеся старые традиции. Да в сущности оно и недоста­точно эффективно. Большие успехи Юстуса Либиха в Гиссене привлекли внимание и английской научной общественности. Образовавшийся в связи с этим вопросом комитет принял ре­шение создать у нас Химический колледж и пригласить одного из учеников Либиха в качестве преподавателя. Мы обратились к профессору Либиху с просьбой рекомендовать нам кого-либо из молодых исследователей. Он назвал три имени — Августа Гофмана, Генриха Билля и Карла Фрезениуса.

Эта встреча повлияла на дальнейшую судьбу Гофмана. Принц Альберт получил для него разрешение на двухгодичный отпуск. Расходы по пребыванию Августа Гофмана в Лондоне были возмещены государством: колледж был организован част­ным комитетом и не имел в своём распоряжении достаточных средств.

В том же году Гофман выехал в Англию. Постройка и обору­дование новой лаборатории шли под его наблюдением. Все в но­вом институте — и аудитории, и лаборатории — было построено по образцу университета в Гиссене. До окончания строительства Гофман читал лекции и вел исследовательскую работу в на­спех оборудованных помещениях одного из старых зданий.

Приезд Гофмана в Лондон вызвал интерес не только студен­тов, но и ряда промышленников, заинтересованных в развитии химии. Гофман, как правило, читал лекции в переполненной аудитории. Он всегда умел внести шутку даже, казалось бы, в сухой материал и увлечь слушателей. Некоторые из историй Гофмана, часто преувеличивая, студенты пересказывали друг другу. Однажды, например, рассматривая на лекции свойства бензола, Гофман сказал:

— Бензол обладает специфическим запахом. — Потом он слегка улыбнулся и добавил: — Одна леди сказала мне, что его запах напоминает ей запах вычищенных перчаток.

В следующий раз, когда Гофман во время чтения лекции стал говорить об определении, данном запаху бензола его зна­комой, один из студентов, который уже знал эту шутку, встал и громко сказал, продолжая мысль Гофмана: «Он напоминает запах вычищенных перчаток».

Не только на лекциях в аудитории, но и в лаборатории Гоф­ман с первых дней вел большую работу. Исключительная актив­ность анилина и других ароматических аминов, таких, как то-луидин, ксилидин, предоставляла огромные возможности для синтеза новых веществ, изучения их свойств и поиска областей применения полученных соединений. Гофман считал, что основ­ные компоненты каменноугольной смолы все еще не изучены, и предложил своему сотруднику Чарлзу Мансфилду взяться за исследование смолы, образовавшейся при производстве светиль­ного газа. Мансфилд провел многократную перегонку легких фракций смолы и впервые получил из этого сырья гомолог бен­зола — толуол.

Анилин, толуидин и другие органические основания очень сходны по своим свойствам с аммиаком. Гофман поставил перед собой цель изучить эти соединения и реакции, в которые они вступают. Он доказал аналогию особенно убедительно, разрабо­тав первый метод синтеза аминов.

При нагревании галоидопроизводных с аммиаком в смеси образуются органические вещества основного характера. Про­должительное и комплексное изучение этой смеси показало, что она состоит из нескольких видов аминопроизводных, для кото­рых Шарль Жерар предложил названия первичные, вторичные и третичные амины. После этого синтеза уже не могло быть сомнения, что аминогруппа является радикалом, образовавшим­ся из аммиака и придающим соединениям характер основания.

Работа в лаборатории не прекращалась, несмотря на боль­шое несчастье, которое постигло Гофмана в 1852 году: умерла его жена. Ученый тяжело переживал смерть Гелены. Но горе не сломило его, он стал еще упорнее работать. Задания, которые он давал своим ассистентам, все более усложнялись.

Особенно большие трудности вызвали исследования процес­сов окисления. Их изучал молодой Уильям Перкин3. Он раз­ложил полученное вещество и направился к Гофману с намере­нием показать его. Профессор, внимательно рассмотрев порош­кообразные продукты разложения полученного вещества, ска­зал:

— Этого еще не достаточно. Попробуйте провести окисли­тельное плавление некоторых солей анилина, например сульфа­та или хлорида анилина. Примените различные окислители — пиролюзит, хроматы и другие.

Работать Перкину было чрезвычайно трудно. Хотя окисле­ние анилина протекало легко, состав образовавшегося продукта был настолько сложен, что почти невозможно было выделить индивидуальное соединение. Перкин изменил соотношения ре­активов, температуру опытов, надеясь получить более однород­ный продукт с определенным составом.

Однажды после охлаждения проб он заметил, что одна из них окрашена в синевато-черный цвет; это явление он наблюдал впервые. Перкин поместил пробу в воду и нагрел для ее раство­рения. Вещество быстро растворилось, и жидкость окрасилась в красивый фиолетовый цвет. Крупинки вещества, попавшие на его руки и одежду, образовали большие фиолетовые пятна. Он весь перепачкался этим неизвестным веществом. Волнение ис­следователя было понятно. Наконец-то удалось добиться, что окисление анилина подчиняется контролю и приводит к полу­чению, определенного вещества. Перкин тут же приготовил не­сколько проб по той же методике и расплавил их. Результат подтвердился. В тиглях образовалось фиолетовое вещество, которое исследователь попробовал очистить кристаллизацией. При фильтровании горячего раствора платок, которым он дер-шал стакан, случайно намок и окрасился в фиолетовый цвет. Неожиданно в лабораторию вошел Гофман.

— Ну, это говорит только о том, что вы неаккуратны. Со стороны можно подумать, что вы — художник, который целый день рисовал одной фиолетовой краской.

Слова Гофмана были в какой-то мере пророческими, и хотя Перкин не стал художником, но он дал человечеству первую синтетическую краску — мовеин, названную так потому, что по цвету она походила на фиолетовые цветы мальвы.

Простой способ синтеза первой синтетической краски и де­шевое сырье определили большие преимущества мовеина по сравнению с природными красителями. Перкин запатентовал свое открытие и построил фабрику для производства мовеина, цена которого в то время все же была довольно высокой, и кра­ситель применяли только для крашения шелка. Но Гофман ясно понимал, что усовершенствование методов получения исходных продуктов и синтеза новых красителей приведет к значительно­му снижению их цены и даст возможность широко применять искусственные красители в промышленности.

С этого момента Гофман стал усиленно изучать возможности синтеза других красителей, но работать наугад, делая сотни зачастую безрезультатных синтезов, конечно, было бессмыслен­но. Необходимо было понять механизм взаимодействия, устано­вить состав получившихся продуктов. Усиленные исследования велись не только в лаборатории Гофмана, организовали иссле­довательские лаборатории и предприимчивые, энергичные про­мышленники. Производство нового красителя означало получе­ние больших доходов, а это уже было важным стимулом в рабо­те. Требовалось все больше исходных продуктов — бензола и толуола. Перегонная фабрика Чарлза Мансфилда переживала расцвет: владелец стремился к совершенствованию процессов перегонки и пытался добиться полного разделения продуктов перегонки каменноугольной смолы.

Работа с легко воспламеняющимися веществами, такими, как бензол и толуол, требовала строгих мер безопасности, которы­ми Мансфилд легкомысленно пренебрегал и сам же дорого по­платился за эту небрежность. В результате вспыхнувшего на фабрике пожара Мансфилд погиб.

Гофман был поражен вестью о трагической гибели Мансфил­да — одного из самых способных его учеников и ассистентов. Удрученный, он вернулся домой поздно ночью.

Гофман задумался. Быть может, Марта права. Он был всег­да желанным гостем в лондонском обществе: умел поддержи­вать и светскую беседу в гостиных, и вести серьезный научный разговор в государственных учреждениях и на промышленных предприятиях, где прислушивались к его совету и мнению не только по вопросам, связанным с химией, но и по вопросам об­разования, гигиены и многим другим. В Лондоне у него было много друзей не только среди мужчин, но и среди женщин.

Особенно благосклонно к нему относилась Розамунда Уил-сон. Она была стройна и хороша собой. Порой казалось, что она сошла с полотен Тернера. В 1856 году Розамунда стала женой Гофмана. Она сумела согреть его сердце и окружила ученого теплом и заботой. И это не замедлило сказаться на его научной работе.

В результате почти двухлетних усилий ему удалось синтези­ровать новый анилиновый краситель, дающий красивый крас­ный цвет. Он назвал его анилиновым красным. Этот краситель тоже образовывался при окислении анилина, но подробные ис­следования Гофмана показали, что он получается лишь в результате окисления смеси анилина и толуидина. Подобный краситель появился и во Франции под названием фуксин. Гоф­ман исследовал оба вещества и установил, что они идентичны. Этот синтез несколько прояснил процессы, которые протекают при получении анилиновых красителей, и тем не менее данных все еще было недостаточно. Необходимо было найти условия, при которых моглп связаться несколько молекул анилина.

— Может быть, попробовать осуществить эту реакцию с по­мощью какого-нибудь другого соединения? — размышлял Гоф­ман вслух. — Стоит проверить влияние галоидных производных.

Опыты Гофмана дали великолепные результаты: получилась новая краска — розанилин. Кроме практической стороны, Гоф­мана интересовала и теория процесса. Каким путем образова­лось новое соединение? Как связывается анилин с тетрахлор-метаном? Сложные анализы и промежуточные синтезы дали ответ: розанилин содержит три атома водорода, способных за­мещаться радикалами. В результате розанилин превращался в продукт, удобный для дальнейших синтезов; этот краситель стал родоначальником целой семьи анилиновых красителей.

Шарль Жерар и Жорж де Лер получили анилиновый синий нагреванием смеси розанилина и анилина. Гофман доказал, что новый краситель содержит три фенильных радикала — так по­явился трифениланилин. Многократные попытки ввести в моле­кулу и другие радикалы в конце концов тоже дали положитель­ные результаты. Нагревая розанилин с йодистым этилом и ме­тилом, Гофман получил два новых красителя фиолетового цвета (триэтилрозанилин и триметилрозанилин) и сразу запатентовал метод их производства.

До того времени тканей, окрашенных в фиолетовый цвет,, почти не было, поскольку не знали природного красителя для этой цели. Появление фиолетового красителя вызвало настоя­щую сенсацию в салонах мод. В течение нескольких лет един­ственным модным цветом был фиолетовый, фабрики производи­ли только этот краситель, названный «фиолетовый Гофмана»-

Значительные успехи в области синтеза органических кра­сителей принесли Гофману немалые доходы, но они не принес­ли ему счастья. Через четыре года после женитьбы он потерял и вторую жену. Дети Гофмана, а их было к тому времени уже пятеро, снова осиротели. Единственным утешением для него осталась работа.

В его лаборатории был осуществлен синтез еще одного кра­сителя, дававшего великолепный зеленый цвет — «метиловый» зеленый». Розанилин, «фиолетовый Гофмана», «метиловый зе­леный» и ряд других красителей, которые производили в Ан­глии, получили всеобщее признание на Международной выстав­ке в Лондоне в 1862 году. Никогда еще человеческий глаз не любовался такими красивыми тонами, столь разнообразными оттенками. Интерес к анилиновым красителям вызвал к жизни анилиновую промышленность и в других странах. Особенна большую активность проявили немецкие химики; однако одного желания для успешного развития этой промышленности было мало: требовались и хорошие специалисты. В Германии было много молодых способных химиков, но они нуждались в опыт­ном советнике и руководителе. В 1862 году министр просвеще­ния предложил Гофману занять кафедру химии в Бонне вместо профессора Карла Бишофа. Гофман принял приглашение с большим удовлетворением, так как оно давало ему возможность навсегда вернуться на родину.

Чтобы иметь возможность продолжить свою исследователь­скую работу, Гофман распорядился переоборудовать лаборато­рию Боннского университета по образцу лаборатории Либиха. Однако еще до того как было закончено оснащение лаборатории, Гофман получил другое приглашение — ему предлагали занять место недавно скончавшегося Эйльгарда Митчерлиха в Берли­не. Прожив двадцать лет в Лондоне, Гофман навсегда теперь расставался с ним. Шел 1865 год. Множество друзей и почита­телей ученого в Англии искренне сожалели об его отъезде. На­кануне он устроил прощальный обед, на который пригласил самых близких своих друзей. Их собралось свыше семидесяти человек; не было конца самым искренним сожалениям и добрым пожеланиям.

В Берлине работал бывший ассистент Гофмана Карл Алек­сандр Мартиус. Вместе с Паулем Мендельсон-Бартольди он по­строил анилиновую фабрику в Румельсдорфе, неподалеку от Берлина, и здесь продолжал свою исследовательскую работу.

Когда Гофман переехал в Берлин, старая их дружба возоб­новилась. Мартиус помог Гофману установить тесные связи с немецкими промышленниками и учеными. Знакомство с Гуго Купенгеймом и Эрнстом Шерингом привело Гофмана к работе над проблемами неорганической и фармацевтической промыш­ленности. Благодаря своим знаниям и высокой культуре, он и в Германии занял ведущее место в кругу ученых и промышлен­ников. В его лаборатории трудились многие молодые ученые, внесшие впоследствии немалый вклад в развитие химии и хими­ческой промышленности. Кроме анилиновых красителей, Гоф­ман пытался синтезировать и другие виды красителей. В резуль­тате тщательного изучения сафранина и индолина ему удалось создать ряд хинолиновых красителей, дающих отличные синие, красные и желтые цвета.

Особенно важным оказалось открытие возможности внутри­молекулярных перегруппировок, в результате которых одно соединение превращалось в другое. Гофман получил анилин, в котором один атом водорода аминогруппы был замещен метило­вой группой. Однако в процессе очистки это вещество превраща­лось в толуидин, поскольку метиловая группа менялась местом с одним атомом водорода бензольного кольца.

Это было совершенно неожиданно и казалось необъяснимым. Гофман провел опыты повторно, но результат был тем же. Тог­да возникла мысль провести реакцию с метилированным толу-идином вместо метилированного анилина.

Ученый приступил к эксперименту. И в этом случае в моле­куле вещества происходило аналогичное перемещение входя­щих в состав атомов — метилированный толуидин превратился в ксилидин. Гофман продолжил опыты, применил ароматиче­ские амины с двумя, тремя и более метиловыми группами в бен­зольном кольце и метилированной аминогруппой. По окончании реакции получался ароматический амин с одной лишней мети­ловой группой в бензольном кольце по сравнению с исходным веществом. Таким образом Гофман получил три-, тетра- и пен-таметиланилины. С помощью этой новой реакции сразу увеличи­лось число соединений, из которых синтезировали красители, а гофмановская перегруппировка оказалась очень удобным спо­собом синтеза промежуточных продуктов. Эта реакция имела большое значение не только для производства красителей, но и вообще для органической химии.

Гофман часто посещал дом профессора физики Генриха Буфа, жена которого была кузиной Гелены. Дружба с семьей Буфа напоминала ему о счастливых годах в Гиссене. Бывая у них, он чувствовал себя помолодевшим, а его оживленные интересные рассказы искрились еще большим остроумием в присутствии сестры госпожи Буф Элизы Мольденгауэр. Гофма­на влекло к этой молодой женщине, а Элиза в свою очередь при­вязалась к детям своей покойной двоюродной сестры. Гофман женился в третий раз, но счастье длилось не долго. После рож­дения второго ребенка Элиза тяжело заболела и умерла. В 1871 году семья Гофмана вновь осиротела.

Мартиуса и других. Эта небольшая группа ученых-энтузиастов и основала Немецкое химическое общество, которое затем стало быстро расти и вскоре объединяло химиков всей Германии. В но­вом здании Общества находилась редакция «Докладов Немец­кого химического общества» — одного из самых крупных хи­мических журналов, который продолжает выходить п в настоя­щее время. Почти все научные статьи, извещающие о крупных открытиях в области органической химии, были опубликованы на страницах этого журнала. Каждое научное открытие, каж­дая статья обсуждались членами Общества. Часто возникали оживленные дискуссии, высказывались ценные советы... Август Гофман с исключительным умением руководил заседаниями Общества, направлял научную деятельность молодых ученых. Расширялся и круг исследований самого Гофмана.

Изучение анилина показало, что введение азота в молекулы органических веществ приводит к получению целых классов новых соединений, которые обладают значительной реакцион­ной способностью и находят большое практическое применение. Это заставило его обратить внимание и на многие другие азот­содержащие вещества, часть которых была природными про­дуктами.

Многие исследования Гофман провел в сотрудничестве с Фердинандом Тиманом — не только ассистентом, но и близ­ким другом ученого. Их дружба была скреплена и родственными связями: Гофман женился на его сестре — Берте.

Обычно вечерами Гофман и Тиман вместе возвращались домой. После ужина Берта укладывала детей спать, а оба дру­га продолжали обсуждать свои научные проблемы.

В этот вечер разговор шел об алкалоидах кониине и конгидрине, выделенных из сока самого обыкновенного растения бо­лиголова, и доказательстве их родства с известными ранее азот­содержащими соединениями пиперидином и пиридином.

— Запах не так опасен, как страшно их раздражающее дей­ствие. Однако ты не прав, как я могу отказаться: ведь кто-то должен изучать и изонитрилы. Отказавшись исследовать изо­нитрилы, мы не узнали бы, например, что горчичные масла являются серными производными этого класса соединений.

— Героизм, который остается скрытым за стенами лабора­тории, — произнес Гофман. — Как хочешь, но это приносит мне удовлетворение. Я никогда не жалел о часах, проведенных за этой работой. Да и ты, Фердинанд, ты же сам работаешь с опас­ными веществами?

— Да, цианистый водород — смертельный яд, но мы знаем, как с ним обращаться, а раз так, он менее опасен. Я думаю серьезно заняться циангидринами. Знаешь, я обнаружил, что в присутствии гидроксиламина запах горького миндаля, харак­терный для циангадринов, исчезает.

Ни напряженная работа, ни удары судьбы, ни возраст как будто бы не влияли на Гофмана. Всегда он был энергичен, бодр. Наряду с работой в лаборатории и университете он находил время и для литературной деятельности. Его «Введение в совре­менную химию» было высоко оценено химиками и переведено на английский, французский и другие языки.

Гофман глубоко интересовался также историей химии. Про­должительное изучение архивных документов и старинных изданий дало ему богатый материал для написания «Столетия химических исследований», «Памяти ушедших друзей» и не­которых других работ.

Открытия в химии и применение этих открытий в промыш­ленности принесли Гофману славу, но в жизни он оставался непосредственным, скромным и сердечным человеком. В 1867 го­ду ему присудили «Гран при» на Международной выставке в Париже — баснословную сумму в 100 ООО франков. В том же году его наградили орденом Почетного легиона Франции, Лон­донское королевское общество избрало его своим иностранным секретарем, многие университеты и академии — почетным чле­ном. И все же Гофман оставался прежним скромным профес­сором. Он продолжал чтение лекций с завидным усердием, оживляя их всплесками юмора и интересными сравнениями. Преклонный возраст не отражался на деятельности ученого: он работал до последнего дня жизни с настойчивостью и энергией, которым могли бы позавидовать молодые.

5 мая 1892 года. Как обычно, Гофман, прочитав свою утрен­нюю лекцию, отправился в лабораторию закончить начатые вче­ра анализы. Вновь полученное вещество требовало дополнитель­ной очистки, о чем свидетельствовало непостоянство температуры плавления. Еще одна перекристаллизация, и можно будет приступить к анализу этого вещества...

Работа увлекла ученого, и он не заметил, как прошел день. Когда стало темнеть, он почувствовал усталость и направился в свой кабинет. Необходимо было закончить статью о послед­них исследованиях.

Вечерний сумрак окутал Берлин, когда Гофман закончил свою статью. Ученый отправился домой, довольный проведен­ным днем. Как всегда, его с нетерпением ждали в гостиной. Берта накрывала на стол, а Тиман и профессор Дитц беседовали у камина.

Друзья Гофмана любили ужинать в кругу его большой семьи. Приходя домой, ученый всегда справлялся об успехах детей в школе, давал им советы, рассказывал смешные исто­рии... В то вечер вся семья, как обычно, собралась за столом. Младшая дочь и оба сына ученого сидели напротив него и с по­чтением слушали взрослых.

— Ляг, Август, — сказал Тиман, осторожно поддерживая его. Профессор Дитц также подхватил друга, и они оба осто­рожно подвели Гофмана к постели. Петер, сын профессора, по­бежал за врачом.

— Дорогие мои, наступил мой последний час. Не грустите.. Это естественный конец каждого человека... — Это были послед­ние слова их любимого отца, мужа, друга, великого ученого — Августа фон Гофмана.